В марте 1942-го ленинградский Радиокомитет, где с начала блокады работала Берггольц, командировал ее, только что потерявшую мужа, истощенную, на грани дистрофии, в Москву
1942-й: 'Не говорят правды о Ленинграде... запрещено слово 'дистрофия'
В марте 1942-го ленинградский Радиокомитет, где с начала блокады работала Берггольц, командировал ее, только что потерявшую мужа, истощенную, на грани дистрофии, в Москву. Она провела в столице меньше двух месяцев, постоянно порываясь вернуться.
О том, с чем столкнулась она в Москве, Берггольц писала в дневнике: 'Здесь не говорят правды о Ленинграде...' '...Ни у кого не было даже приближенного представления о том, что переживает город... Не знали, что мы голодаем, что люди умирают от голода...' 'запрещено слово 'дистрофия', - смерть происходит от других причин, но не от голода! О, подлецы, подлецы!' 'В то же время Жданов присылает сюда телеграмму с требованием - прекратить посылку индивидуальных подарков организациям в Ленинград. Это, мол, 'вызывает нехорошие политические последствия'. 'По официальным данным умерло около двух миллионов...' 'А для слова - правдивого слова о Ленинграде - еще, видимо, не пришло время... Придет ли оно вообще?..'
Берггольц была готова к тому, что надежды и народа, и ее собственные на послевоенное 'послабление' не оправдаются. 'Живу двойственно: вдруг с ужасом, с тоской, с отчаянием - слушая радио или читая газеты - понимаю, какая ложь и кошмар все, что происходит, понимаю это сердцем, вижу, что и после войны ничего не изменится Но я знаю, что нет другого пути, как идти вместе со страдающим, мужественным народом, хотя бы все это было - в конечном итоге - бесполезно', - запишет она в дневнике 12 апреля 1942 года.
<<Иду по трупам? Нет, делаю то, что приказывает партия. Совесть в основном чиста>> Полная публикация дневников Ольги Берггольц - полезное лекарство для людей со слабой исторической памятью
Лучше прочитайте эти дневники. Может к старости научитесь отличать героизм от бравады. Тогда на станции не было необходимости толкать горящие цистерны руками. Никто этого и не делал. Для этого там были
локомотивы. А таких героев, в рваных на груди рубахах, которые орали: "Я БЕрлин брал, я кровь мешками проливал, я в . . ." много в моей жизни встречалось. Сжечь себя на площади в знак протеста, много ума не надо. Выразить свой протест на Красной площади вшестером, и после этого скитаться по лагерям многие года, мало кто был способен.