Сорок человек взяли, Голубов
10 февраля 2015 в 18:32 comdiv пишет:
c> Прочитал я тут про горе-вояку Василия Чернецова
Не этот ли Чернецов?: (гражданская война - самая сташная война, без правил, без морали, без сострадания. бб)
* * *
- Сорок человек взяли, Голубов!.. - крикнул он издали. - Сорок офицеров
и самого Чернецова.
- Врешь?! - Голубов испуганно крутнулся в седле и поскакал, нещадно рубя плетью высокого белоногого коня.
Приотставая, он закричал казакам:
- Слушай сюда!.. За сохранность пленных вы отвечаете по всем строгостям
военно-революционного времени! Чтобы доставили в штаб в целости!
Он подозвал одного из конных казаков, набросал, сидя на седле, записку:
свернув ее, передал казаку:
- Скачи! Отдай это Подтелкову.
Обращаясь к Григорию, спросил:
- Ты туда поедешь, Мелехов?
Получив утвердительный ответ Голубов сказал:
- Скажи Подтелкову, что Чернецова я беру на поруки! Понял?.. Ну, так и
передай. Езжай.
.Подтелков недавно вернулся из цепи. Сидя на козлах, он кусал белый, замерзший хлеб, схрустом жевал.
- Подтелков! - Григорий отъехал в сторону. - Сейчас пригонют пленных.
Ты читал записку Голубова?
Подтелков с силой махнул плетью; уронив низко опустившиеся зрачки,
набрякая кровью, крикнул:
- Плевать мне на Голубова!.. Мало ли ему чего захочется! На поруки ему
Чернецова, этого разбойника и контрреволюционера?.. Не дам!.. Расстрелять
их всех - и баста!
- Голубов сказал, что берет его на поруки.
- Не дам!.. Сказано: не дам! Ну, и все! Революционным судом его судить
и без промедления наказать. Чтоб и другим неповадно было!.. Ты знаешь, -
уже спокойней проговорил он, остро вглядываясь в приближавшуюся толпу
пленных, - знаешь, сколько он крови на белый свет выпустил? Море!..
Сколько он шахтеров перевел?.. - и опять, закипая бешенством, свирепо
выкатил глаза: - Не дам!..
- Тут орать нечего! - повысил и Григорий голос: у него дрожало все
внутри, бешенство Подтелкова словно привилось и ему.
. . .
Подошли пленные.
Казаки еще не остыли от боя, разгоряченно и зло блестели глазами.
Подтелков, тяжело ступая по проваливающемуся снегу, подошел к пленным.
Стоявший впереди всех Чернецов глядел на него, презрительно щуря лукавые
отчаянные глаза; вольно отставив левую ногу, покачивая ею, давил белой
подковкой верхних зубов прихваченную изнутри розовую губу.
Подтелков подошел к нему в упор. Он весь дрожал, немигающие глаза его ползали по
изрытвленному снегу, поднявшись, скрестились с бесстрашным, презирающим
взглядом Чернецова и обломили его тяжестью ненависти.
- Попался... гад! - клокочущим низким голосом сказал Подтелков и ступил
шаг назад; щеки его сабельным ударом располосовала кривая улыбка.
- Изменник казачества! Под-лец! Предатель! - сквозь стиснутые зубы
зазвенел Чернецов.
Подтелков мотал головой, словно уклоняясь от пощечин, - чернел в
скулах, раскрытым ртом хлипко всасывал воздух.
Последующее разыгралось с изумительной быстротой. Оскаленный,
побледневший Чернецов, прижимая к груди кулаки, весь наклонясь вперед, шел
на Подтелкова. С губ его, сведенных судорогой, соскакивали невнятные,
перемешанные с матерной руганью слова. Что он говорил - слышал один
медленно пятившийся Подтелков.
- Придется тебе... ты знаешь? - резко поднял Чернецов голос.
Слова эти были услышаны и пленными офицерами, и конвоем, и штабными.
- Но-о-о-о... - как задушенный, захрипел Подтелков, кидая руку на эфес
шашки.
Сразу стало тихо. Отчетливо заскрипел снег под сапогами Минаева,
Кривошлыкова и еще нескольких человек, кинувшихся к Подтелкову. Но он
опередил их; всем корпусом поворачиваясь вправо, приседая, вырвал из ножен
шашку и, выпадом рванувшись вперед, со страшной силой рубнул Чернецова по
голове.
Григорий видел, как Чернецов, дрогнув, поднял над головой левую руку,
успел заслониться от удара; видел, как углом сломалась перерубленная кисть
и шашка беззвучно обрушилась на откинутую голову Чернецова. Сначала
свалилась папаха, а потом, будто переломленный в стебле колос, медленно
падал Чернецов, со странно перекосившимся ртом и мучительно зажмуренными,
сморщенными, как от молнии, глазами.
Подтелков рубнул его еще раз, отошел постаревшей грузной походкой, на
ходу вытирая покатые долы шашки, червоневшие кровью.
Ткнувшись о тачанку, он повернулся к конвойным, закричал выдохшимся,
лающим голосом:
- Руби-и-и их... такую мать!! Всех!.. Нету пленных... в кровину, в
сердце!!
. . .
Григорий в первый момент, как только началась расправа, оторвался от
тачанки - не сводя с Подтелкова налитых мутью глаз, хромая, быстро
заковылял к нему. Сзади его поперек схватил Минаев, - ломая, выворачивая
руки, отнял наган, заглядывая в глаза померкшими глазами, задыхаясь,
спросил:
- А ты думал - как?
3514 просмотров
10 февраля (вт) 2015